М. Кругов

                ЭКОНОМИКАПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЯ.

 

            Уходящий год можно с полным правом назвать годом не сбывшихся надежд. Экономические реформы фактически закончились еще в прошлом году, поэтому в этом ожидалось получение от них заметного эффекта. В первую очередь ускорения экономического роста. А так же подвижек в структуре экономики – от сырьевой ориентации в сторону производств с высоким уровнем добавленной стоимости. Однако ни первого, ни второго не получилось.

И не получится. По той простой причине, что в результате завершившихся экономических реформ был создан агрегат, который такого рода задачи решать не пригоден. Реформаторы воплотили в жизнь неолиберальную модель экономики, которая разработана для совершенно других целей, а потому не имеет в своем составе механизмов, которые обеспечивали бы экономический рост или структурную трансформацию. Как танк, который хотя и имеет сходные с трактором элементы конструкции, тем не менее, для пахотных работ никак не приспособлен.

Любое общество имеет две сферы деятельности – внутреннюю и внешнюю. Как следствие, обществу требуется проводить две политики, объектами которых являются разные по качеству субъекты – собственное население и прочие народы. Поэтому агрегаты, обеспечивающие достижение целей разных политик, имеют принципиально разную конструкцию и отнюдь не взаимозаменяемы.

В качестве примера агрегата внешней политики можно привести гаубицу. Которая стоит на своей территории, тогда как посылаемые ею снаряды взрываются на вражеской. Неолиберальная модель экономики является аналогом гаубицы – предназначена для деятельности общества на мировом рынке. А потому использовать ее в качестве агрегата управления национальной экономикой так же разумно, как обстреливать из гаубицы собственные тылы.

 

Отличие неолиберализма от некогда воспетой М. Вебером протестантской модели экономики заключается в нравственной ориентации субъектов экономической деятельности. Протестантизм ориентировал субъектов экономики на производительную деятельность, результатом которой и могло быть «честное богатство». Потому что доход от производительной деятельности – собственный овеществленный труд, вложенный в состав стоимости товара.

Неолиберализм эту «химеру нравственности» выбросил на свалку и провозгласил «честным» любое богатство, полученное без прямого нарушения «десяти заповедей» в их первой библейской редакции. В результате идеальной с точки зрения либерализма стала спекулятивная деятельность. Доход от спекуляций – чей-то овеществленный труд. Так как курсовая разница, которая и представляет собой спекулятивный доход, возникает без вложения труда того, кто ее получает. Поэтому спекуляции обеспечивают прибыль не в результате создания товаров, а путем перераспределения чужого дохода. Закон сохранения вещества в экономике действует так же, как и во всей природе. Так что если кто-то «зарабатывает» на бирже, то его доход не возникает «из ничего», а лишь покидает чей-то карман.

Спекуляции, вследствие своей низких расходов на их осуществление, более выгодны в сравнении с любым производством. Как любая деятельность по перераспределению чужих доходов. Поэтому на бирже «играют», а не «трудятся». И если в протестантской модели спекуляции представляли собой неизбежное зло, а спекулянты имели статус «санитаров леса», очищающих экономическую среду от слабых субъектов, то неолиберализм объявил спекуляции самым эффективным видом бизнеса.

Фондовые пузыри надуваются отнюдь не сами собой. И потому вовсе не являются результатом неуправляемой деятельности «стихийных рыночных сил». Надувание фондового пузыря – первая фаза цикла неолиберального экономического процесса. В котором национальная экономика засасывает в себя финансовые ресурсы нерезидентов. Процесс инициируют резиденты – создают ажиотаж на спекулятивном рынке на который, как бабочки на свет лампы, начинают слетаться заграничные «инвесторы». Вторая фаза цикла представляет собой операцию по управляемому сдуванию пузыря. В результате которого пришедшие «постричь» сами оказываются «постриженными».

Изложенное означает, что неолиберальная модель представляет собой экономику перераспределения. И дает эффект только в том случае, если имеется внешний объект для стрижки. Потому что стричь самого себя бессмысленно. Неслучайно США, попробовав в начале ХХ века применить эту модель в национальной экономике, разорились. Неолиберализм предназначен исключительно для внешнего употребления. Почему и «нормальным» образом развился только после формирования мирового рынка. То есть, после открытия в результате крушения колониальной системы рынков большинства стран мира. И точно так же не зря главным лозунгом либерализма является лозунг «свободной торговли» – она обеспечивает свободный доступ к чужим карманам.

Вторым способом получения эффекта в неолиберальной модели является перераспределение доходов через управление ценами на сырье. За последние четверть века реальные цены на сырье практически не изменились, тогда как цены на продукцию развитых стран выросли в два-три раза. Эти «ценовые ножницы» обеспечили не менее половины роста доходов Запада за указанный период. И этот механизм перераспределения тоже является инструментом неолиберальной модели.

Вывоз производства в развивающиеся страны – третье ноу-хау неолиберальной модели. Повышение производительности труда – единственный естественный способ экономического развития. Тогда как вывоз производства позволяет увеличить доход с помощью замены дорогой рабочей силы на дешевую. Это значит, что неолиберализм искажает представления о правильном способе повышения эффективности экономической деятельности и ориентирует на обеспечение развития не в результате совершенствования труда, а благодаря фокусам с его оплатой.

 

Как бы благополучно ни выглядели сегодняшние лидеры мировой экономики, прежде чем устремляться за ними вдогонку, стоит посмотреть, куда эта дорога ведет. В истории человечества было немало крахов «великих и могучих» держав. Причем обычно вплоть до своей гибели все они выглядели блестяще. И только последующее патологоисторическое исследование выявляло смертельный недуг.

Принципиальной особенностью неолиберализма является то, что это модель может быть эффективной только во внешнеэкономической сфере деятельности. Поэтому внутренняя экономическая политика развитых стран предусматривает всевозможные ограничения спекуляций и ценовых манипуляций во внутриэкономической деятельности. Так что если во внешней сфере развитые страны используют неолиберальную модель деятельности, то во внутренней сфере стремятся сохранить протестантскую.

Тем не менее, на внутреннюю экономическую среду неолиберализм действует разлагающе. Потому что у человека не может быть две нравственности – внешней и внутренней. Это значит, что рано или поздно под влиянием неолиберальзма во внутренней экономической среде начинают доминировать субъекты, чья нравственность ориентирована на получение доходов с помощью спекуляций и недобросовестного возмещения труда. Это приводит к тому, что у общества начинает развиваться паразитический менталитет. Как следствие, начинается процесс его деградации.

Неолиберализм отнюдь не выглядит более высокой ступенью развития капитализма. Совсем наоборот – это явно деградирующая модель. Как представляется, неолиберализм – современный аналог «ближневосточной модели» экономики. Когда-то Ближний и Средний Восток были лидерами экономического развития. Пока не сели на «иглу» посредничества в торговле между Востоком и Западом – стали получать основной доход не от производства товаров, а от их транзита из Индии, Китая и Юго-Восточной Азии в Европу. То есть, пользуясь своим монопольным географическим положением, начали накручивать на цену спекулятивную надбавку.

Когда «восточная модель» взвинтила цены на свои «услуги» до небес, европейцы отправились искать иные пути в Индию и Китай. И после того, как обходные маршруты были найдены, эра экономического процветания для «ближневосточной модели» закончилась. А средневековые неолибералы погрузились в экономический кризис, из которого не могут выбраться уже больше пятисот лет. Потому что разучились заниматься производительным трудом – создавать конкурентоспособную добавленную стоимость.

Точно такая же перспектива ждет нынешнюю неолиберальную модель. Так как невозможно бесконечно надувать финансовые пузыри. Обязательно наступает момент, когда лохи умнеют и перестают «косяками» плыть на биржевые приманки. Как и нельзя вечно переносить производство в Третий мир – рано или поздно возможности вывоза исчерпаются. Соответственно,  иссякнет и источник такого прироста доходов. Вряд ли реально вечно сохранять «ценовые ножницы» между сырьем и промышленными товарами – принципиального запрета на объединение сырьевых стран с целью отстаивания своих интересов тоже не существует. А значит, рано или поздно, иссякнут возможности диктовать цены на сырье, используя для демпинга коррумпированные режимы развивающихся стран. После чего естественным образом наступит крах неолиберальной модели – у нее не останется источников непрерывного увеличения доходов. А вот производительно трудиться ее субъекты уже разучатся.

 

Цель этого экскурса в джунгли мирового рынка не только познавательная. Хотя обществу и полезно знать, какой именно агрегат соорудили ему реформаторы и ясно представлять себе, откуда у него могут появиться доходы. И то, что за прошедший год не начался ускоренный рост и структурная перестройка экономики, как раз и подтверждает весьма обескураживающий факт – правительство создало для отечественной экономики совсем другой агрегат. Пригодный для применения только во внешней, но никак не во внутренней сфере экономики. Как если бы фермер, не разобравшись, по случаю купил вместо трактора танк.

Нам неолиберальная модель не подходит не только по причине своей бесперспективности. Даже если это вопрос неблизкого будущего. Но в первую очередь потому, что она ориентирует общество на псевдоэкономическое развитие. А так же, что еще хуже, стимулирует процесс утраты навыков производительного труда, который в такой экономике считается «трудом дураков». Тогда как спекуляции объявляются «трудом умных».

Сегодня для нас неолиберальная модель экономики вообще бессмысленна. Потому что нам некого стричь – мы сами являемся потенциальным объектом стрижки. Которого пока не стригут в ожидании отрастания более длинной шерсти. В экономике бессмысленность порочна – она разоряет. Поэтому порочна и экономическая политика, ставящая своей целью превращение нас в профессиональных стригалей.

Думая, что умение стричь – это главное, правительство организовало оснащенные по последнему слову техники «пункты пострига». То бишь, спекулятивные рынки. На которых отечественные инвесторы увлеченно тренируются, занимаясь стрижкой друг друга. Что, естественно, никак не увеличивает доходы общества в целом. Тогда как в профессии стригаля главное – иметь объекты стрижки. А вот их появления на наших рынках как раз и не предвидится – все «овцы» давно поделены и все доходы, включая будущие, уже распределены.

В результате даже должным образом организованные фондовый и валютный рынки работают вхолостую – на них не поступают ресурсы внешних инвесторов. Которые такие рынки должны перераспределять в пользу местных стригалей и тем увеличивать доходы общества. В то время как товарный и трудовой рынки, которые в первую очередь обеспечивают нормальное экономическое развитие, продолжают оставаться в эмбриональном состоянии.

 

Изложенное означает, что нам по-прежнему, как и десять лет назад,  требуется разумная экономическая реформа. Смысл которой – осмысленное встраивание отечественной экономики мировой рынок. А не примитивное копирование экономических моделей, которые кого-то когда-то сделали богатыми. Для этого необходимо разобраться с имеющимся экономическим потенциалом и определить сектора мирового рынка, в которых он позволит хотя бы в перспективе получить конкурентные преимущества. После чего организовать систему управления экономическими процессами таким образом, чтобы их суммарный вектор был ориентирован на достижение потенциально доступного для нас статуса в мировой экономике. Но это уже задача будущего правительства. Потому что нынешнее свой шанс использовало. Премьеры, как саперы, в деле реформирования ошибаются только один раз.