М. Кругов.        

 

ДЖИН ИЗ БУТЫЛКИ

 

            Итак, Путин рискнул пойти на земельную реформу. На что в свое время так и не решился Ельцин. Получилось так, что сверхосторожный в своих действиях второй президент сделал то, на что не смог пойти известный своей безрассудностью первый. Не секрет, что Путин использует в качестве методологии управления логику, тогда как Ельцин целиком полагался на интуицию. Это значит, что для оценки возможных последствий земельной реформы нужно оценить, насколько были истинны интуитивные ощущения первого и до какой степени разумны логические умозаключения второго президента.

            До сих пор ничем хорошим земельные реформы в России не кончались. Ни для их авторов, ни для общества. Первая земельная реформа, проводившаяся в рамках реформы крепостного права, привела к возникновению в обществе профессионального революционного движения, жертвой которого стал и сам реформатор – Александр II. Вторая земельная реформа, причем более радикальная, была проведена П.Столыпиным. Ее результат был еще хуже – разрушение сначала сельской общины, являвшейся основой российского общества, а затем и его самого. В той же последовательности погибли и реформатор, Столыпин, и его покровитель – Николай II.

Думается, Ельцин нутром чуял, что ученой логики и рациональных умозаключений недостаточно для ответа на вопрос: какая форма земельных отношений является для России естественной и вызовет наименьшее напряжение в обществе. Тем более, что центральным пунктом всех рассуждений о введении частной собственности на землю выступал спорный аргумент о том, что «земля является объектом купли-продажи во всех передовых странах». Хотя ни один из тех, кто с пеной у рта отстаивал этот тезис, сам никогда не купил и не продал ни метра земли ни в одной из развитых стран.

 

Социальное общество – это объединение людей для совместного использования территорией, на которой они проживают. Поэтому для этого вида общества земля является главным источником получения ресурсов на свое существование и развитие. Это экономическое и интеллектуальное общества могут черпать ресурсы для своих нужд по всему миру. Для социального общества такой возможности не существует. Поэтому если территория уходит из владения социального общества, оно обязательно беднеет.

Второй принципиальный момент земельного вопроса – первенство права собственности на землю. Один вариант – американский, когда собственность частных лиц на землю возникла раньше, чем появилось общество. Что характерно и для той же Европы, в которой земля находится в оформленной частной собственности уже больше тысячи лет, тогда как возраст европейских обществ колеблется от ста до семисот лет. Отсюда и берет свое начало представление о том, что частная собственность на землю первична, тогда как общественная – вторична.

Другой вариант – российский. В нем право собственности на землю изначально принадлежало социальному обществу. Соответственно, общественная собственность всегда представлялась первичной – общество всегда имело право «первой руки», тогда как любые иные лица – только второй очереди. Именно поэтому права собственности отдельных лиц на землю в России всегда носили вторичную форму – аренда, вотчина, надел.

Однако было бы легкомыслием утверждать, что евро-американский вариант является единственно истинным и эффективным. По той простой причине, что западные общества всю свою историю ведут планомерное наступление на частную собственность на землю – постепенно перераспределяя элементы права собственности в свою пользу. И это естественно – социальное общество не может быть эффективным, если оно является приживалкой на чужой территории. Поэтому свое опоздание к разделу земли оно вовсе не считало запретом на передел в дальнейшем того, что было поделено без его участия.

Форма видна всем, тогда как суть – немногим. Поэтому всегда проще и безопаснее менять содержание, максимально сохраняя внешнюю форму. Именно так поступают западные социальные общества – не меняя внешнего антуража права частной собственности на землю, тем не менее, неуклонно перекраивают в свою пользу его содержание. В результате сегодня в развитых странах в чистом виде права частной собственности на землю уже не существует. Из трех составляющих права собственности, то есть, владения, распоряжения и пользования, первое уже целиком принадлежит социальному обществу.

В свою очередь, право распоряжения землей реально делится между обществом и формальным владельцем земли. Так что ни изменить предназначение земли, ни продать ее кому заблагорассудится, «собственник» уже не может – этой части права распоряжения у него уже нет. При этом процесс дальнейшей конфискации права распоряжения отнюдь не закончен – постоянно вводятся все новые законы, еще больше ограничивающие возможности формального собственника распоряжаться «своей» землей. Поэтому реально в его распоряжении осталась лишь последняя составляющая права собственности – право пользования землей. То есть, получения от находящейся в его собственности земли дохода или еще какой выгоды. В результате сегодня в развитых странах право частной собственности на землю уже мало чем отличается от права на экономическую привилегию, предоставляемую в форме патента.  

У нас инициаторами «неограниченной частной собственности на землю» выступают исключительно субъекты экономического и интеллектуального обществ. Первых интересует расширение за счет земли номенклатуры свободно обращающихся ресурсов и, соответственно, способов получения прибыли. Вторые по своей природе вечно стремятся все поменять – считают, что «хорошо только там, где нас нет». Поэтому нынешняя земельная реформа решает проблемы отнюдь не тех, кто с землей реально связан. Точнее, для кого земля является главным источником средств существования – социального общества и субъектов сельскохозяйственной и лесной сфер экономики. В принципе, это характерно для всех российских реформ – решать проблемы одних за счет других. Что является вполне естественным проявлением наследственности – наличии у российской власти чисто советского менталитета. 

Нынешняя земельная реформа имеет не только этот, но еще один, причем более важный и тоже системный дефект. Дело в том, что она хотя и повысила ясность экономических отношений в земельном вопросе, социальные отношения, наоборот, станут гораздо более неопределенными. То есть, вместо того, чтобы поднять на более высокий уровень осмысленности все виды связанных с землей отношений, реформа по принципу качелей повышает качество экономических отношений за счет качества социальных.

Для иллюстрации реальной сути нынешней земельной реформы можно привести пример с моделью отношений, смысл которой описывается известной фразой: «кто девушку ужинает, то ее и танцует». Если представить, что эта модель отношений подвергнется реформированию, аналогичному по сути нынешнему земельному, то в результате станет более понятно, как «девушку танцуют», но при этом окажется совершенно неизвестно, кто «ее ужинает».

 

Земельная реформа выглядела бы гораздо разумнее, если бы она ориентировалась не на копирование малопонятных для реформаторов особенностей земельных отношений, существующих в западных обществах в настоящий момент, а на прогнозируемые результаты их развития. В этом случае нужно было бы внедрять уже хорошо просматриваемый конечный результат происходящего в развитых обществах скрытного и медленного передела прав собственности – переход права владения и распоряжения землей к социальному обществу. С оставлением у частных собственников только право пользования землей.

При таком подходе земельная реформа должна была бы ограничиться разделением всех прав собственности между заинтересованными в них субъектами общества. За социальным обществом необходимо было бы закрепить безусловное право владения и распоряжения всеми видами земли. При этом за законодательной властью, как первым представителем владельца, закреплялось бы формальное право владения всей землей. В свою очередь, за исполнительной властью, как вторым представителем владельца, закреплялось бы формальное право распоряжения ею. А уже за физическими и юридическими лицами закреплялось бы право пользования любой землей.

Законодательная власть, как главный представитель общества, устанавливала бы правила распоряжения, которыми руководствовалась бы исполнительная власть в деле осуществления права распоряжения,  и правила пользования, которыми в своей деятельности руководствовались бы юридические и физические лица. В итоге самыми важными правами, владения и распоряжения, обладали бы законодательная и исполнительная власть, тогда как самым полезным правом, пользования, обладали бы те, кто способен извлекать из земли доход.

Что касается так необходимого экономике «оборота земли», то оборот прав пользования ничем не хуже оборота самого объекта пользования. Стоит напомнить, что на том же фондовом рынке в виде акций обращаются полностью абстрактные части собственности предприятий. И всех устраивает оборот не станков или зданий, а ценных бумаг, подтверждающих права собственности на них. Причем одного только права владения, а не пользования или распоряжения. Точно так же всех устроит оборот не реальной земли, а только ценных бумаг, подтверждающих тоже только одно, но гораздо более полезное в сравнении с правом владения, право – право пользования землей.

Ничего страшного и вредного для экономики нет и в том, что право пользования будет носить срочный характер. Во-первых, потому что срок может устанавливаться любой, в том числе и бессрочный. Во-вторых, такие ценные бумаги как векселя тоже носят срочный характер. Что не мешает им исправно крутиться на рынке. Так что эффективный «оборот земли» можно организовать и без ее купли-продажи.

Исторический опыт свидетельствует – земельная реформа ничего не заканчивает. Наоборот, с нее все только начинается. И чем кардинальнее реформа, те более мощные процессы в обществе она инициирует. В последний момент в закон был внесен запрет на продажу земли иностранцам. Видимо у президента таки проснулась интуиция, и он решил снизить уровень кардинальности реформы. Потому что при существующем уровне управляемости обществом со стороны власти, не говоря уже о его качестве, инициировать в нем развитие мощных процессов, по меньшей мере, рискованно. Что, кстати, интуитивно понимал Ельцин. А потому и не хотел затевать земельную реформу – ему вполне хватило эксперимента с приватизацией. Так что выпускать джина из бутылки № 2 пришлось Путину. Теперь ему осталось только выяснить, какого именно джина он выпустил на свободу – милого старика Хоттабыча или его зловредного братца?